59-й фестиваль «На родине Чайковского» открылся комбинированным концертом Константина Хабенского и камерного ансамбля «Солисты Москвы» под управлением Юрия Башмета. Актер читал отрывки из пьесы Альбера Камю и переводной текст Дмитрия Быкова, а альтист и его музыканты играли музыку Шуберта и Сен-Санса. Старт главного музыкального фестиваля Удмуртии снова получился метким, попав сразу «во все десятки».
Меняющиеся размышления над Калигулой
Напомним, что на музыкальную ткань квартета № 14 «Смерть и девушка» Франца Шуберта (в переложении Густава Малера для альта и струнного оркестра) Константин Хабенский и Юрий Башмет придумали нанести отрывки из пьесы Альбера Камю «Калигула».
Во втором отделении была представлена «большая зоологическая фантазия для оркестра и чтеца» Камиля Сен-Санса «Карнавал животных», где юмор и иронию обостряет жесткая социальная сатира. К каждой из частей сюиты французский композитор написал словесные портреты, а известный поэт и прозаик Дмитрий Быков специально для спектакля сделал перевод.
Выражаясь музыкальным языком, в обращении к тексту Камю просматривалась «лига» от спектакля, поставленного еще в 1998 году режиссером Юрием Бутусовым на сцене Санкт-Петербургского театра имени Ленсовета. В этом спектакле молодой актер Константин Хабенский как раз и сыграл роль Калигулы.
— Почему после паузы вы решили вернуться на сцене к этой личности? Какие слова римского императора важны для вас и которые вам важно говорить своему зрителю год за годом? — с этого закономерного вопроса началась пресс-конференция перед спектаклем, которая из-за острого цейтнота напоминала блиц.
— Сейчас это продолжение работы над спектаклем и размышлений над персонажем, темой и пьесой, — сказал Константин Хабенский. — Что касается слов, то, слава богу, они меняются, как наша жизнь и то, что происходит вокруг нас. При этом очень многое зависит от восприятия зрительного зала.
Разности между спектаклями, баней и бассейном
Кстати сказать, второй совместной программой Константина Хабенского и музыкантов Юрия Башмета стал спектакль «Не покидай свою планету» по мотивам «Маленького принца» Антуана Сент-Экзюпери, премьера которого прошла в Москве за день до гастролей в Ижевске.
— Какой из этих двух спектаклей вам теперь ближе?
— А вам что ближе — баня или бассейн? То и другое — водная стихия, — без агрессии, а спокойно отреагировал на корреспондентский вопрос Константин Хабенский. — Это разные вещи!
— Для вас, как для драматического артиста, насколько важна музыка на сцене?
— Бывает, что музыка мешает. А бывает так, что музыка помогает дыханию, настроению, мыслям и без нее становится невозможно.
— У меня схожие ощущения, — включился в разговор Юрий Башмет со свойственным ему и, пожалуй, всем альтистам тонким чувством юмора. — Если текст не мешает музыке Шуберта, то это очень хорошо. «Калигула» требует от публики огромной концентрации. Константин очень музыкальный, и паузы и динамика в наших спектаклях совпадают.
— Тем не менее вы чувствуете, как меняется спектакль со временем?
— Это судить зрителю, в какую сторону меняется спектакль, но я надеюсь, что меняется. И пониманием текста, и пониманием музыки, — продолжил Константин Хабенский. — Эти изменения можно измерить миллиметрами или метрами — у каждого свои градации, но они меняются.
Работа, чтобы не испортить фестиваль
— У вас вызывает особые ощущения то, что сегодня вы выступаете на фестивале на родине Чайковского?
— Я в первый раз в Ижевске, — хотел сказать Константин Хабенский и ошибся.
— Не в первый, не в первый, — артист «получил отпор» от репортеров с хорошей профессиональной памятью. — Вы приезжали к нам с премьерным показом фильма «Особо опасен».
— Имею в виду с серьезной работой, — быстро нашелся актер. — Мне интересно узнать, какой у вас зритель. А вот на вопрос об ощущениях, связанных с фестивалем, я отвечу так же, как я отвечаю на вопрос: «Что вы чувствуете от того, что служите в Московском художественном театре? Как вы чувствуете на себе давление тех, кто был до вас?» Да никак не чувствую! Просто я прихожу и работаю! Потому что если я еще буду чувствовать давление тех, кто был на этой сцене до меня, то я ничего не смогу сделать. Поэтому мы приехали сюда честно отработать и попробовать помочь не испортить этот фестиваль.
Чайковский всегдашней гордости
— Какое из произведений Чайковского для вас самое любимое? — журналисты не уточнили, какого из композиторов Чайковских.
Понятно, что Петра Ильича, хотя на днях Юрий Башмет играл в Москве Альтовый концерт, который музыканту персонально посвятил Александр Чайковский, отмечающий свое 70-летие.
— Отвечу в стиле Константина, — после довольно продолжительной паузы отозвался Юрий Башмет. — Любимым будет то произведение, которое он напишет для альта. Ну а если серьезно, то Петр Ильич — это такое наше достояние, что весь мир облизывается… Все, к чему прикоснулся Чайковский, мне нравится. Кроме гения мелодического и гармонического чувствуется, как у него все выверено в музыкальном тексте. Если знать много музыки Чайковского, то мне особо нравится, когда он «крутится вокруг одной ноты». В своих дневниках композитор повторял: «Чувствую, что заболеваю, чувствую, что заболеваю». Наконец, на третий день Чайковский напишет: «Все, ура! Заболел!» Что значит «заболел»? Оказывается, «заболеть» означало то, что он начал сочинять, и у Чайковского миллионы гениальных мелодий. И это то, чем мы должны всегда гордиться.
Другой подход к «Методу» и разные актерские базы
— После роли Калигулы вам было легче играть Метлина в сериале «Метод»? Все-таки оба этих персонажа «немножечко странные».
— Совсем «немножечко», — усмехнулся актер. — Я вам так скажу: если легко, тогда и работать неинтересно. Эти роли — мой багаж, работа, которая пройдена, где ты проверяешь возможности своего организма на перегрузках. Другое дело, что спектакль «Калигула» игрался в течение десяти лет подряд и в 2008 году закончил свое существование на сценических подмостках. В 2011 году вместе с Юрием Абрамовичем мы нашли другую форму этого спектакля. Роль в телевизионном фильме недавняя, и это уже другой подход и другая актерская база.
— Выходит так, что текст «Калигулы» больше всего с вами по времени из всех сыгранных ролей?
— Тексты песен Юрия Антонова со мной с детства, — сыронизировал Константин Хабенский. — Я не считаю.
— А вот в «Википедии» написано, что в молодости вы работали уличным музыкантом…
— …Не я это написал. Человек, играющий на гитаре, не означает того, что он уличный музыкант. В то время всё, что я слышал, то пел и перепевал.
Мистическое знакомство с Бродским
— Юрий Абрамович, вам приятно работать с Константином? — очередной вопрос прозвучал довольно странно — большие артисты могут позволить себе не браться за совместную работу, если не чувствуют «командной химии» между собой.
— Я с удовольствием слушаю, как читает Костя… Константин, — Юрий Башмет сделал перебивку. — Потому что он читает по-разному. И мы играем по-разному. И завтра это будет тоже по-другому. Конечно, «скелет» спектакля у нас есть, но его исполнение — живой процесс, как слово, интонация и взятая нота. Звук — это нечто, что рождается здесь и сейчас, в данный конкретный момент. Вся значимость этого звука и то, как он переходит в следующий, всегда бывает по-разному. И все — артисты и зрители — являются участниками нашей импровизации. При вас рождается звук во времени, слово во времени, пауза или интонация у Константина, то же самое у нас.
— Для вас обоих тексты каких авторов музыкальны по ритму, темпу и гармонии? — к альтисту и артисту «пробился-таки» со своим неслучайным вопросом обозреватель «ДЕНЬ.org», и полученный ответ случайно оказался украшением скоротечного брифинга.
— Это зависит от Константина, — с улыбкой «ушел от ответа» Юрий Башмет.
— Для меня, наверное, Бродский, — отозвался Константин Хабенский. — Он музыкален и самодостаточен. Как мне кажется, если есть правильное содержание, то под него всегда можно найти содержательную музыку.
— …А вы знаете, я очень интересно познакомился с Иосифом Бродским, — Юрий Абрамович вернулся в разговор. — Это было на фестивале неподалеку от Нью-Йорка, и я прилетел в Америку к своему другу Александру Слободянику, чтобы сыграть музыку Шнитке. Захожу за кулисы и слышу, как со сцены доносится: «Та-та-та-Та-та-та! Та-та-та-Та-та-та!» с разными интонациями. Подумал тогда: «Что такое происходит, кто это там как полусумасшедший орет?» Меня приглашают на сцену, я выхожу и вижу человека, читающего стихи: «Та-та-та-Та-та-та!» Думаю: «Это клиника!» Позже мы сталкиваемся за кулисами, и я понимаю, что у этого красивого мужчины очень знакомое мне лицо. Замечу, что я выступал сразу после долгого перелета из Москвы за океан, у меня сильно затекла нога и почему-то отек все никак не проходил. Я иду, немного прихрамывая, и этот человек, высказав свои восторги от музыки Шнитке, спрашивает: «Почему вы прихрамываете?» Объясняю причину. «Это очень опасно! Это может быть тромб, не дай бог!» — говорит этот мужчина. И пока он говорит, я силюсь вспомнить, кто же этот человек? «Что-то он очень походит на Бродского», — подбираюсь я к правильному ответу. На банкете мы познакомились ближе. Он здорово выпивал, был очень веселым, рассказывал множество историй, читал стихи и был в центре всеобщего внимания. Бродский, действительно, был очень музыкальным. Более того, в том, как он сам читал стихи, Бродский доходил до бешеных высоких и громких кульминаций, меняя тональности… А через несколько месяцев после нашего знакомства поэт скончался от тромба. Вот такая мистика…