Невольник избранной роли

Виктор ЧулковТрагическая смерть Бориса Немцова вызвала более чем бурную реакцию в мировых и федеральных СМИ.

 

Оставим правоохранителям изложение версий и поиск причин, исполнителей и заказчиков убийства. Обратим внимание на саму реакцию. Сегодня устоялись два ее варианта: официальная пропаганда говорит о «сакральной жертве», а единомышленники погибшего об «озлобленном обществе».

Определение «сакральная жертва» с нарастающей активностью начало гулять по СМИ и социальным сетям утром дня, последовавшего за убийством. С «озлоблением общества» сторонники Бориса Немцова немного припоздали, но употребляют свое определение так же активно.

Сторонники «сакральной жертвы» озабочены тем, чтобы отвести от власти любые подозрения в причастности к убийству. Поэтому предпринимают якобы опасные для оппозиции попытки «присвоить» Бориса Немцова, сделать из него этакого «хорошего парня», «мужика», заблудившегося, но бескорыстного политика с открытым забралом. Подразумевая, что другие много хуже, и нет ничего удивительного в том, что они принесли наивного и безбашенного лидера в жертву, чтобы пополнить, сплотить и активизировать ряды ради «последнего и решительного» боя с властью.

Их оппоненты поступили не лучше. Во-первых, записали в убийцы Бориса Немцова всех, кто с ними не согласен. Во-вторых, прозрачно намекнули на того/тех, кто довел значительную часть общества до готовности убивать. В итоге получается, что кто бы ни убил – виновата «озлобленная масса» и ее вожди.

Это постоянные и, надо признать, убийственные для оппозиции ход мыслей и логика утверждений. Когда вы настойчиво повторяете другим «я – не такой как вы, я - лучше, я - умнее», другие, даже не желая того, от вас отвернутся. Противопоставить себя другим – худший способ их возглавить.

Сторонники Бориса Немцова постараются сделать из него страстотерпца, новую редакцию летописного «Бориса», о котором читаем в «Сказании о Борисе и Глебе»: «Когда увидел дьявол, исконный враг всего доброго в людях, что святой Борис всю надежду свою возложил на Бога, то стал строить козни и, как в древние времена Каина, замышлявшего братоубийство, уловил Святополка. Угадал он помыслы Святополка, поистине второго Каина: ведь хотел перебить он всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть»?

«Бог» в нынешнем контексте будет легко читаться как «свобода» и «демократия», а «второй Каин» как Президент России. Для чего официальным пропагандистам понадобилось помогать оппозиции канонизации Бориса Немцова, понять так же трудно, как и оппозицию, подчеркивающую свое превосходство над «толпой».

Если Борис Немцов – жертва, то уж никак не «сакральная», поскольку убиенный менее всего соотносим с Божественным, религиозным началом. Напротив, по хорошо известному набору личных качеств, публичных слов и поступков он всецело принадлежал мирскому, обыденному, по-научному – профанному миру. Который, как известно, противоположен Божественному.

Если Борис Немцов – жертва, то, скорее, ритуальная (на современном языке – техническая). Какой не был Листьев или Юшенков, параллель с которыми всплыла в некоторых разгоряченных головах, но какой были Анна Политковская и киевская «небесная сотня» и какой чуть не стал Егор Гайдар.

Можно не согласиться с Александром Зиновьевым в деталях, но трудно спорить по существу:

Фил: Есть еще один способ воспитания внутренних цензоров. Тут это неофициально называют ритуальной жертвой.

Ал: Что это такое?

Фил: Некоторые сотрудники увольняются, не оставляются на следующий срок или отправляются в психиатрические больницы в назидание другим.

Ал: Как они отбираются и кем?

Фил: Их отбирает компьютер, но по заданным людьми критериям. Ошибок при этом не бывает. Ритуальные жертвы действительно бывают уклонением от норм.

Ал: Тайный надзор?

Фил: В этом нет необходимости. Ритуальные жертвы выдают себя сами. Как бы они ни старались, они все равно развиваются в направлении роли жертв. Очевидно, это в них заложено изначально. Их уклонение от норм проявляется во множестве мелочей. Люди их не замечают. А особые датчики для компьютеров педантично фиксируют их. Иногда, как мне кажется, на работу берут лиц, заранее намеченных на роль будущих ритуальных жертв. Ты помнишь, я говорил тебе о Томе? Он был отобран на эту роль. И сам об этом догадался.

Я не знаю, догадался ли о своей роли Борис Немцов. Но суть не в этом, а в том, кто и как проводит процедуру отбора на роль жертвы. У Зиновьева это безличный компьютер. В реальности это тщательно скрывающиеся конкретные люди, действующие по команде тех, с кем так хотел дружить и дружбой с которыми так гордился сам Немцов. И не только Немцов, а практически вся головка нашей оппозиции. Разница между Немцовым и членами этой головки в том, что, допустим, Каспаров очень своевременно ушел в тень, Навальный сел на 15 суток, а Касьянов и Ходорковский ограничиваются «письмами издалека».

Они лучше Немцова понимают жестокие правила игры, в которую ввязались, лучше него знают, что цена этой игры несопоставимо значимее каждого из них и всех их оптом.

Так что же – все-таки «рыцарь с открытым забралом», наивный и открытый, но заблудший «хороший парень»?

Пытаясь ответить на этот вопрос, вспоминаю первый (и, кажется, последний) приезд Бориса Немцова на Ижевский автозавод. Делясь впечатлениями, он сделал Ижевску комплимент: «Какой у вас хороший, спокойный город. В Москве не так. Там на каждом шагу гаишник с палкой. Я заранее готовлю сторублевки и раздаю им, чтобы ехать дальше». На что Александр Волков хмуро заметил: «Просто наши про сторублевки не знают». Я не уверен, что Немцов именно так и поступал. Но почему-то он так сказал.

Почему? Перестройка и «лихие девяностые» подняли на поверхность и явили миру огромный пласт людей, руководствующихся так называемым «ролевым поведением». Это когда слово не есть дело, когда слово значимее дела, когда роль заслоняет суть и выступает на первый план.

Самым ярким воплощением такого типа поведения был, конечно же, Первый Президент России. Немцов оказался одним из его талантливых учеников. Не случайно «Борис старший» прочил «Бориса младшего» в свои преемники. «Бунтарь во власти» был хорош для Ельцина тем, что принимал удар на себя, дразнил и притягивал, отвлекал внимание от более серьезных игроков. А Немцову эта роль очень нравилась, потому что позволяла скрывать за громкими заявлениями реальную беспомощность и очевидную никчемность для тех, кто занимался реальной приватизацией страны. И тут младший совершил ошибку – принял игру за «серьез». И проиграл, став для начала символической жертвой в переносном смысле.

Но, увы, выводов сделать не сумел или не захотел. Избранная им роль «бунтаря во власти» трасформировалась в роль честного и открытого борца с властью и начала активно дополняться новыми гранями. Борец оказался состоятельным человеком, в промежутках между схватками с противником живущим в свое удовольствие (что для оппозиции вполне традиционно). И, наконец, плейбоем с ярко выраженными мужскими достоинствами.

Надо признать, он был самым ярким среди руководителей оппозиции. Но яркость эта обеспечивалась выпадением из принятой в России архетипической модели: оппозиционер должен всецело подчинить себя борьбе и страдать в ходе этой борьбы (Навальный!). Или, как минимум, не демонстрировать радости от мирских удовольствий.

Борис Немцов жил широко и вкусно. Видимо, прав Александр Зиновьев, «как бы они ни старались, они все равно развиваются в направлении роли жертв». Тем более, что «деньги уплочены», а «стульев» так и нет. Не меряется Россия ни украинским, ни каким другим аршином.

Царствие небесное убиенному Борису. Сил и терпения его родным.