Шум вокруг спектакля ГРДТ Удмуртии по повести Пушкина «Метель» вышел на федеральную орбиту. Просвещенная публика по привычке разделилась на большинство и меньшинство. Большинство встало грудью за право режиссера и театра на самовыражение. Меньшинство присоединилось к священнику, переполненному оскорбленным религиозным чувством. История замечательная, отражающая одну из важных граней «нашей бучи боевой, кипучей».

Когда авторы нынешней Конституции РФ азартно вытравливали из ее предыдущей версии тезис о государственной идеологии, они и в страшном сне не могли представить, к чему может привести российский плюрализм. А он привел именно туда, куда и должен был – в Церковь как единственный жизнеспособный идеологический  институт с богатым и разнообразным опытом работы по приумножению и окормлению своей паствы. И с замечательным опытом сотрудничества с государством.

Встрепенувшись и оглядев оставшиеся безнадзорными бескрайние российские просторы, Церковь принялась не только возвращать себе отнятое советской властью имущество. Она решила, что может попробовать вернуть себе и наши души. Не сумев запустить священников в школу, Церковь осталась в ней "Основами православной культуры". Высшая школа вряд ли убережется от кафедр теологии, а Всероссийская аттестационная комиссия – от диссертаций по специальности «теология». Одним словом, РПЦ последовательно и успешно движется к своему ренессансу, который может завершиться только одним – превращением православия в государственную религию.

К чему это я? А к тому, что наивный и, похоже, не очень грамотный ижевский священник Владимир Андрианов уверовал в высокое идеологическое призвание Церкви, благополучно живущей под полугласным покровительством государства. Что он должен был сделать, узрев на сцене государственного (!) театра кощунственные посягательства на свой высокий статус и статус своих соратников? Правильно – пожаловаться государству.

Сегодня, если верить  пресс-секретарю Ижевской и Удмуртской епархии протоиерею Димитрию Леонтьеву, отец Владимир сожалеет, что его заявление     вызвало громкий общественный резонанс. Обратите внимание – сожалеет о резонансе. То есть, если бы удалось придушить театр и режиссера  по-тихому, отец Владимир нисколько бы не сожалел. Ведь как пишет все тот же Димитрий Леонтьев,  «Он хотел, чтобы власти и те, кто могут как-то повлиять на эту постановку, что-то сделали. Потому что действительно тиражируется этот образ священника - мздоимца, пьяницы, тем более, накануне Великого Поста».

А вот Председатель Синодального информационного отдела РПЦ Владимир Легойда фактически «сдал» собрата по цеху: «Странной является реакция одного из священнослужителей на постановку «Метели» в Ижевске, особенно учитывая, что епархия воздержалась от оценки постановки». А что остается, если по-свойски, по-тихому не получилось?

Практически безупречная реакция министра культуры республики проставила в этой части истории жирную точку: на всякий чих не наздравствуешься, а спектаклю быть.

Но, как говорится, у любой стороны – две медали. Одна нашла героя. Поищем для другой.

На нее могут смело претендовать г-да Шерешевский, Сигарев и Соколов. Начнем с г-на Шерешевского:  "Россия – светское государство. Священник – не бог. Это человек, и он может совершать любые греховные деяния. Любое художественное изображение священника, в том числе сатирическое, никак не может оскорбить религиозные чувства верующих. При изображении священника на сцене он, естественно, одет как священник. Костюм его является художественным образом, а не настоящим церковным облачением. В противном случае нужно запретить не только ставить, но и издавать и распространять половину произведений классической литературы. Например: «Сказка о попе и его работнике Балде» Пушкина, «Братья Карамазовы» Достоевского, «Овод» Э.Л.Войнич, «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» Ильфа и Петрова… Перечень можно продолжать бесконечно".

Короче: чего привязался? если классикам позволено, то и мы в своем праве. И не имеет значения, что классики надерганы из разных исторических, культурных, идеологических эпох.  Главное: смеялись над священниками, значит, и нам можно.

Промолчу о выдающейся скромности г-на Шерешевского, не смутившегося своим  и своих однодумцев соседством с классиками. Интересно, согласился бы хоть один из них на такое соседство? Ну да ладно – режиссеры и инсценировщики – люди творческие, увлекающиеся. Вдохновение еще и не туда занести может. Речь о другом.

В этой истории мне не дает покоя вопрос: что увидел на сцене и чему возмутился о. Владимир? Инсценировку пушкинской «Метели» или продукт творчества Шерешевского-Сигарева-Соколова? Вопрос принципиальный, поскольку в воздухе носится: священник… запретить… Пушкин… «Метель»…

Вот что рассказывает г-н Соколов: "Пушкин - наше всё. Это знает любой школьник. Кажется, что про Пушкина всё известно, все понятно.  Или нет?  Хочется сделать спектакль более личным по отношению к поэту, передать то настроение, которое остаётся после прочтения его писем, а также воплотить огненный азарт и страсть эпиграмм. С помощью хореографических зарисовок создать образ всесильной метели-судьбы, а может быть смерти, насладиться каждой нотой поэтической фантазии и представить историю с юмором и иронией автора. Когда ставишь спектакль по произведению такого поэта, как Александр Сергеевич, не получается затронуть только тему одного произведения - становится понятно, что материал даёт возможность почувствовать даже в нескольких страницах мощь, объём, силу и энергию самой жизни" (оцените прелести слога и легкость мысли автора).

Ага, значит, о. Владимир в своем возмущении поднял руку на самогО Пушкина? Не будем торопиться. Судя по нашей с Анной Вардугиной переписке в ФБ, от пушкинской «Метели» в инсценировке В.Сигарева остались лишь название и фабула: вошел/вышел, встал/сел, запряг/распряг, чихнул/ кашлянул и т.д. А по сути, как пишет Анна (а не верить ей у меня нет оснований), это попытка сценического воплощения бредового, замутненного, полуобморочного сознания героини (кстати, их там две – «белая» до венчания и «черная» после него; которая из них «бредит», я не знаю). Это же подтверждает и театральная афиша: «Метель». Драма в двух случайных мимолетных соприкосновениях по мотивам одноименной повести А. С. Пушкина».

 «Драма… по мотивам… в двух случайных мимолетных соприкосновениях». Вы что-нибудь поняли? Я понял только одно: о. Владимир, явившись в драматический театр приобщиться к классике, попал в лапы шоу-бизнеса, который подсунул ему  «случайное мимолетное соприкосновение».

Его проникновение в нашу культуру – да что там культуру, в нашу жизнь -  тотально. Шоу-бизнес, оккупировав телевизор, радио, кино и театр, смело диктует нам свою эстетику и поведенческие нормы. И жестко играет на размазывание и понижение смыслов. Для этого у него в кустах припасен не один рояль.

На такой рояль и напоролся о. Владимир. Цитирую все (подчеркиваю: все) что сказал пушкинский рассказчик в «Метели» о священнике:  «Утром был он (Владимир) у жадринского священника; насилу его уговорил…»; «Священник, отставной корнет, усатый землемер и маленький улан были скромны…»; «Старый священник подошел ко мне с вопросом…»; «священник торопился».

Все. Более ни слова. Пушкину достаточно. Г-м Шерешевскому, Сигареву и Соколову - нет. Тесен им пушкинский «тулупчик» в 6-7 страничек. И руководствуясь заповедями своего бога – шоу-бизнеса – они начинают работать на размазывание и понижение. Так, вместо лаконичного рассказчика с глубоко запрятанной доброй иронией  над наивными, но милыми героями появляются две Марьи Гавриловны и пьяненький поп - толоконный лоб. Чтоб, значится, быть в тренде. Вон, Звягинцев на своем попе сколько премий поднял.   Дело святое. И народец на это соответствующе реагирует – билеты покупает, смыслы ищет, смелости фантазии и высоте полета творческой мысли дивится. По ходу приобщается, короче.

Вот и задумался я, что лучше: замшелый консерватизм о. Владимира или всесокрушающий театр Колумба?

 Думал-думал и решил: чума на оба ваши дома. Пойду-ка я Пушкина перечитаю.