Александр Поскребышев

 

На фестивале искусств «На родине Чайковского» в Удмуртии актер Московского художественного театра имени Чехова Анатолий Белый представил просветительский и образовательный проект «Кинопоэзия». На филармонической сцене в Ижевске заслуженный артист России прочитал стихи Мандельштама, Пастернака и Бродского, показав при этом несколько кинолент в «коротком метре», где актеры читали поэзию Пушкина, Цветаевой, Маяковского и Есенина. В эксклюзивном интервью для интернет-газеты «ДЕНЬ.org» Анатолий Белый рассказал не только о поэтическом проекте, но вспомнил сценическую, «кадровую и закадровую работу».

«Стихи — моя отдушина»

— В каких поэтических строчках звучит для вас нынешнее время?

— Наше время звучит во всех строчках поэтов Серебряного века, потому что, как правило, в России ничего не меняется. Не только дураки и дороги, но и все остальные «атрибуты времени» остаются на своих местах. Поэтому все поэтические строчки с их эмоциями и мыслями не теряют актуальности, и благодаря проекту «Кинопоэзия» мы показываем связь времен, «окуная стихи в современность». Иногда мне даже страшно становится от того, насколько все это актуально сегодня…

«Окунание» в поэзию у актера произошло очень давно.

— Скорее всего, это перешло мне от мамы, — предположил Анатолий Белый. — Как говорится, генетика сработала. Мама всю жизнь преподавала в школе немецкий язык и параллельно вела драматический кружок. При этом она обожала поэзию и читала ее со сцены. В моем детстве не было такого понятия, как «няня», а было такое понятие, как «соседка». И когда соседка была занята, оставлять меня дома было не с кем. Поэтому мама частенько брала меня с собой на репетиции драмкружка. Я располагался на «галерке» в школьном актовом зале и слушал, как читают стихи мама и ее ученики. Думаю, что именно в тот момент поэтические впечатления «запали» в меня, и через много лет они «взыграли». В театральном институте я попал в круг друзей, среди которых оказался Влад Маленко — сейчас это прекрасный актер, режиссер и создатель московского «Театра поэтов». И стихи меня очень сильно «затянули», став моей отдушиной. Я брал поэзию неизвестных мне авторов и учил их. К примеру, совершенно случайно познакомился с поэзий Заболоцкого. Потихоньку, пусть и хаотично, у меня нарабатывался материал. И как-то однажды раздался звонок с телеканала «Культура»: «Анатолий, а не хотите ли вы прочитать свои любимые стихи с экрана?» На этом телеканале шел программный цикл «Послушайте!», где актеры читали стихи. И предложение от телевидения стало толчком для того, чтобы сделать собственную поэтическую программу.

Два «А» и «Б»: Анатолий Белый — актер будущего

В театральном институте имени Щепкина Анатолий Белый учился у Людмилы Николаевны Новиковой.

— Это мастер, слепивший из меня актера. Это педагог, воспитывавший личностно, задававший высокие планки в профессии, в требованиях и отношениях к себе и к тому, что ты делаешь, — актер искренне говорил о своем учителе. — Людмила Николаевна училась у Анатолия Васильева, и наша школа была совсем не Щепкинской. Мы считались экспериментальным курсом, и многие не понимали, как к нам относиться, потому что мы учились не только по системе Станиславского, но использовали систему Михаила Чехова и систему Мейерхольда. Из-за этого Щепкинское училище «немножко дрожало». Однако Людмила Николаевна с нашим курсом шла своей дорогой вперед и была права…

Наверное, усвоенные уроки Новиковой позволили Анатолию Белому гармонично работать в полистилистике и полифонии на театральной сцене.

— В каком театре — современном или традиционном — вам интересней играть?

— Слава Богу, что сейчас я имею возможность выбирать и играю далеко не во всем, что мне предлагают. Поэтому я отказываюсь от того, что мне неинтересно. Вернусь к театральной школе, где Людмила Николаевна задавала ученикам не только планку, но и профессиональную актерскую базу. «Вы должны быть актерами не прошлого, а актерами будущего и быть готовыми к любому новому виду театра», — иногда напоминала нам учитель. И, выходя из института, внутренне я был готов к этой новизне. Как тот боец, я сразу вставал в боевую стойку, и мне оставалось только набрать опыт работы в разных театральных стилях. Сегодня мне ближе театр, который смотрит в будущее, но опирается на традиции. Я не очень люблю спектакли-перформансы, в которых внешняя сторона превалирует над внутренним содержанием, в которых есть «яркая картинка», а внутри мало души. А я прихожу в театр, прежде всего, за эмоцией. Даже если она будет «головная», возникающая от мысли. И если не получаю эти эмоции, то мне становится досадно. Мне близко то, чем сегодня занимаются Кирилл Серебренников и Юрий Бутусов. В их спектаклях есть яркая метафоричная форма и есть нутро, в котором не пропадает душа. Совмещение формы и души мне кажется правильным.

— К слову о планках. Процитирую одно из ваших интервью: «Если я вижу планку, то начинаю стервенеть». Получается, что вам лучше работать в неосязаемых и невидимых горизонтах?

— Если говорить о проекте «Кинопоэзия», то в нем, собственно, нет ни потолка, ни крыши. Там космос…

Немногочисленные «следы» и «куски своего мяса»

Придется повторить банальность, что в актерских фильмографиях каждый кинозритель выстраивает свою линейку запомнившихся образов.

Оглядываясь на кинороли Анатолия Белого, наш обозреватель включил в «свой ряд» польского короля Сигизмунда III, Ивана Карамазова, Казимира Малевича, Шервинского из «Белой гвардии» и Николая Эрдмана.

— Какие роли вы сами включите в «свой список»?

— Да черт его знает, — после непродолжительной паузы отозвался актер. — Из массы совершенно бесполезного киноматериала, в котором я снимался, есть работы, оставившие какой-то след и оказавшиеся значимыми для меня. Скорее всего, это Иван Карамазов. Интересной работой стала роль драматурга Николая Эрдмана в документальном телефильме «Длинноногая и ненаглядный». Эта роль как-то очень широко открылась для меня, и я полетел в ней, получая большое удовольствие. А еще назову роль следователя Шумова в психологическом детективе «Кто я?» и, наверное, роль в фильме «Орлова и Александров» (Анатолий Белый сыграл кинорежиссера Григория Александрова. — Прим. авт.), в которую я вложил «кусок своего мяса» и часть своей жизни.

Полный отрыв «за кадром» в «Шреке»

Всем поклонникам Анатолия Белого прекрасно известно, что, помимо многочисленных работ в театре и кино, актер энергично занимался озвучиванием фильмов и анимации.

— А как вы открывали для себя работу с голосом за кадром? Может быть, снова поэзия помогла?

— Все произошло иначе. Поймите, что для себя я «ничего не открываю». Когда меня зовут, то я просто откликаюсь. Я же актер! И если мне предлагают работу, я работаю. Если мне не предлагают работу, я ее ищу. Как-то раз мне предложили попробовать озвучивать — попробовал, понравилось, получилось, стало интересным, и пошло шаг за шагом. Но сейчас я почти не озвучиваю. Если раньше на эту работу приглашали драматических актеров, то сейчас сформировался актерский пул, который специализируется на озвучивании.

— Что-то вам запомнилось из закадровой работы?

— В фильме «Троя» я озвучивал Эрика Бана, игравшего Гектора. Это был классный персонаж!

— Гектора убил Ахиллес, которого в этой исторической драме сыграл Брэд Питт. Наверное, можно найти символичность в том, что работу по озвучиванию вы начали с ленты «Мексиканец», сделав русский дубляж Брэду Питту, сыгравшему Джерри Уэлбаха, находящего приключения на свою голову.

— Да нет здесь никакой символичности! Просто там я озвучивал Джерри Уэлбаха, а тут Гектора. Вот и все! А вот работа над озвучиванием Прекрасного принца — этого дурачка Принца Чарминга из «Шрека» — мне очень понравилась. Это было смешно, с полным кайфом и отрывом! Я, попросту говоря, балдел, хулиганил у микрофона и получал большое удовольствие. До сих пор мои дети, когда смотрят этот мультфильм, кричат: «Папа, папа!»

По классике жанра «время, отведенное на интервью, неумолимо истекало». И чтобы на финише разговора лапидарно не спрашивать актера «о планах», журналист лаконично поинтересовался о том, что впереди.

— Не знаю… Жизнь впереди! — жизнеутверждающе ответил Анатолий Белый.